Гора родила мышь

[Kurz-und-gut]

Вообще-то я нацеливалась на более высокий рейтинг, но как-то не совпало.
Мотивационная картинка от Тиши, которой спасибо, хоть она и не знала, что я ее использовала в качестве муза:

Дующийся Дживс

Берти Вустер открывает рот
Джустер, рейтинг ну РG-13 получился, я думаю...
Хорошо, хорошо, признаюсь, я сжулил. Сыграл краплеными картами, знаете ли. Замутил воду, чтобы один небезызвестный карась не улизнул из моих сетей. Потому что взгляды и вздохи это, конечно, хорошо, но моложе от них не становишься. Часики тикают, Бертрам изнывает, жизнь идет своим чередом. Кхм… как-то я опять начал не сначала. А зря, ведь начало у этой истории самое что ни на есть невероятное.
В общем, вы же знаете, стрела амура не всегда попадает в цель сразу. Прямо скажем, недорабатывают эти карапузы луковые. Так, о чем это я? Ах, о любви, конечно. Так вот, говорят, что яблоко не падает два раза на голову одному и тому же человеку. Хотя мой опыт трясения яблонь, а поверьте мне, он очень обширен, говорит ровно об обратном. Словом, по причине некачественной стрельбы или шального яблока Бинго воспылал страстью к Гонории. Опять. Только в этот раз ему не удалось отвертеться.
Надо сказать, я всегда предполагал в юной, цветущей и, прямо скажем, пышущей мисс Глоссоп бульдожью хватку. И тут она показала ее во всей красе. Пока папаша Глоссоп излечивал души и тела в Новом Свете, его родная дочь состряпала помолвку с беднягой Литтлом и даже тайком назначила дату венчания. Об этом «тайке», если это слово, которое мне нужно, я узнал от Бинго. Бедняга выбрал меня в шаферы в отчаянной надежде отпугнуть нареченную именем Вустеровым.
Не тут-то было! Гонория была тверда, как… ну как Гонория. И тут в дело вступили потрясающие мозги Вустера. Одним безнадежно весенним утром я проснулся в безнадежном одиночестве и тут, знаете, как это бывает… Нет? Ну, одним словом, меня озарило. Ведь, если подумать, та же Стиффи (или Мадлен) неоднократно проделывала этот фокус с вашим покорным слугой, так почему бы и нет? Все еще не улавливаете? Ну так вот, как я объяснил недоумевающей Гонории есть одна дама (мы-то с вами отлично знаем что это за дама), которой принадлежит сердце Вустера. Но она (то есть дама) холодна, как айсберг, а хотелось бы совсем наоборот. Так почему бы нам не убить одного зайца двумя пулями, то есть, нет, не так… ну, вы меня поняли. Словом, почему бы не вырвать вопль благословения из глотки старикашки Глоссопа и решить сердечные дела Бертрама, так сказать, одним ударом.
Вот так и случилось, что я получил полное одобрение старушки Гонории и окрыленный явился домой сообщить Дживсу:
- Я обручен, Дживс! – с порога сообщил я.
Надо сказать, лицо вашего покорного слуги, в этот момент светилось от радости, краснело от продолжительной пробежки и белело от предвкушения. Многовато занятий для одного лица, даже?
- Вы здоровы, сэр? – поинтересовался вышеозначенный Дж.
- Совершенно здоров и совершенно обручен! – провозгласил я, направляясь к старому доброму роялю. Вообще, общение с черно-белым другом всегда действовало на меня успокаивающе. А сейчас было самое время взять в себя в руки. Вустеру предстояло продемонстрировать чудеса воли и изобретательности.
- Могу я узнать имя вашей счастливой избранницы, сэр?
Вот удивительное дело, Дживс всегда так: вроде не сказал ничего расходящегося с феодальным духом и тому подобное, но тон такой, как бы это, двусмысленно-иронический что ли.
- Можешь, конечно, Дживс. Старушка Гонория
Я, признаться, не следил за движениями дживсовских бровей, но уверен – они были, как говорится, на высоте.
- Поздравляю вас, сэр, - как-то слишком уж чопорно сказал Дживс, и ретировался в кухню.
Начало было положено.
***
Через пару дней я решил, что пора переходить ко второй фазе призывания зеленого змея ревности. Или это был зеленый тритон ревности? Ну, не важно.
Короче, я позвал Гонорию поужинать со мной. При свечах и все такое. Но для начала нам нужно было испросить благословения бедняги Бинго.
- Милый, ты меня любишь? – кхм… признаться, воркование Гонории весьма смахивало на рычание бульдога тетушки Агаты. (Автор полностью осознает, что по канону у Агаты Грегсон не было бульдога, но, согласитесь, ей бы пошло).
- Да... – тяжело вздохнул Бинго. Видимо, мысль о расставании с холостой жизнью все еще нелегко ему давалась.
- А как? – нежным рыком уточнила Гонория.
- Как ни странно! – растерянно сообщил Литтл.
Два поцелуя и четырнадцать тяжелых вздохов спустя благословение было получено, меню утверждено, и я отправился домой сообщать Дживсу радостные новости.
Я зачитал ему меню, оповестил о планах на вечер и замер в ожидании реакции. Дживс стал похож на овцу, которую терзают невыразимые душевные муки, но ответил привычным:
- Очень хорошо, сэр.
А затем последовательно пересолил и сжег индейку, пересластил мой любимый лимонный пирог и пролил вино на платье Гонории. В этот вечер я лег спать голодный и окрыленный. Змеюка (или тритон) ревности кусался что надо.
Следующим утром птички пели, казалось, только для Бертрама, Дживс и завтрак вновь вернулись к привычному идеальному состоянию, словом, жизнь была хороша. Впрочем, вскоре жестокая реальность напомнила о себе несколькими телефонными звонками. Тетя Агата желала видеть меня для очередного сеанса душеспасительных бесед, Гонория щебетала, как соловей, зазывая на ужин в компании «посвященных» друзей (где она опять, несомненно, будет терзать нервы Бинго рассказами о самых модных свадебных салонах Лондона), Дживс мрачнел при звуках голоса Гонории, что с одной стороны было чудесно, а с другой – крайне утомительно. Ведь, подумать только, я мог бы прекратить терзания этого эталона рода человеческого одной лишь фразой. Но, как истинный Вустер, я оставил грустные мысли позади и отправился из дома, бормоча себе под нос:
- Пока вода в реке бежит,
Пока пчела в цветке жужжит
И рожь под ливнями дрожит,
Любовь моя - … * - тут я весело кивнул Дживсу, принимая из его рук шляпу и отчалил.
Джентльмен, не обремененный такой обузой, как тетка, никогда не поймет моих мук. И в самом деле, с чего ему? Жизненная философия тети Агаты проста и, в целом, не слишком далеко ушла от философии великих диктаторов прошлого: народы должны покоряться, налоги должны платиться, племянники должны жениться. Все три пункта вызывали у меня ряд возражений, а потому традиционно считалось, что я «несносный мальчишка без царя в голове». Кстати, вот мне всегда было интересно: что это за царь и почему я непременно должен завести его у себя в голове. Я всегда полагал, что моя голова – только моя и никаких чужих царей там быть не должно. Так или иначе, основная воспитательная работа была завершена, и я радостно отчалил в «Трутни», где пропустил парочку успокоительных бокалов скотча, а мои новые носки получили одобрение широкой общественности. Ужин у Гонории тоже прошел на редкость приятно, особенно если учесть отсутствие на нем Бинго.
Вот поразительно. Нет, честно, это потрясающе просто. Как в мою голову не закралось ни одного сомнения, ни одного червячка интуиции, который бы грыз… Нет! Ничего. Я просто с удовольствием поглощал омаров и вино Гонории, а потом поплелся домой и обнаружил там Бинго, ревущего, как новорожденный теленок, на плече у нахмуренного Дживса. Конечно, я всегда полагал, что Бинго не слишком доволен надвигающимся браком, ясно дело, он не бил копытом, точно радостная дикая газель, но кто же мог подумать, что он кинется к моему камердинеру за срочной помощью. В которой, судя по рыданиям, ему было отказано.
Когда за безутешным Бинго закрылась дверь, я ждал разговора. Ну знаете, разговора. В конце-концов, меня же вывели на чистую воду. Разоблачили. И сейчас по плану было справедливое возмездие.
- Дживс, я…
- Прошу прощения, сэр, - Дживс шарахнулся от меня, точно дикий мустанг от грузового автомобиля, и устремился к кухне. Но мы, Вустеры, если речь идет о справедливости или о Дживсах, неотвратимы. Я изловил, ускользающего от меня камердинера, прижал к стене и открыл рот. Потом закрыл и снова открыл. Слова упорно не находились. Так что я сделал единственное, что можно сделать ртом без слов: поцеловал упрямые, не желающие разжиматься губы Дживса.
- Вы солгали, - обиженно заявил Дживс после поцелуя. – Почему, сэр?
- Ну как же, - возмутился, все еще прижимая Дживса к стене. – Тритоны ревности и все такое. Ты, судя по всему, решил придерживаться принципа «смотри, но не трогай», а я, знаешь ли, не музейный экспонат, меня надо потрогать. И тебя, я считаю, тоже.
С этими словами я решительно сполз вниз по внушительной дживсовой груди, нашарил пуговицы на его брюках и углубился в изучение их содержания.
- Сэр! - Взвизгнул мой эталонный камердинер.
- М-ы-ф-ф-ф, - ответил я с набитым ртом.
- О, сэ-э-эр, - выдохнул он. И я счел, что мы, ну знаете, вроде как договорились.
***
Утро началось с великого спора о петлице. Дживс считал ее слишком вульгарной, но, если учитывать, что сообщил он мне это, стоя нагишом посреди моей, то есть нашей комнаты – то этот аргумент можно отбросить как безосновательный. Вчера мы праздновали месяц достижения «взаимопонимания» - и по сей день это невинное слово заставляет меня краснеть, а сегодня я иду женить беднягу Бинго и Гонорию. Она как-то поинтересовалась, удалось ли мне заполучить ту самую девицу, на которую я нацелился. Я поерзал на стуле, незаметно поправил воротник рубашки, скрывающей засос на шее, и сообщил, что у меня все прекрасно. Лучше и быть не может.

*

Где к морю катится река

Где к морю катится река,
Быстра, бурлива и звонка,
Там я встречала паренька,
Веселого ткача.

Семь женихов из-за реки
Пришли просить моей руки.
Не рвать же сердце на куски, -
Отдам его ткачу!

Меня бранят отец и мать,
Им по душе богатый зять.
Они велят мне отказать
Веселому ткачу.

Отец мой жаден и упрям,
Грозит: "Приданого не дам!"
Но к сердцу руку я придам -
И все отдам ткачу.

Пока вода в реке бежит,
Пока пчела в цветке жужжит
И рожь под ливнями дрожит,
Любовь моя - ткачу!
Роберт Бернс перевод С.Я. Маршака