Джейн Эйр, гет, энца, перевод, я сошла с ума

[Kurz-und-gut]

Горчичное зерно

Фандом: Шарлотта Бронте – Джейн Эйр
Автор: fresne
Переводчик: Kurz und gut
Бета: sige_vic
Разрешение на перевод: нет
Рейтинг: NC-17
Пейринг: канонический, гет
Примечание автора: написано для: Laura Kaye на Yuletide 2005 Challenge

Конец

Начало

Он сидит на краю кровати и ждет. Она не приходит. Значит, все, что было раньше – иллюзия? Ему только приснилось прикосновение ее родных рук, супружеские клятвы, нежное прикосновение губ, обещание никогда не оставлять его? Теперь он чувствует себя так, будто проснулся в темноте. Изголодавшийся. Брошенный. Одинокий.
Она стоит у его двери, и латунная дверная ручка насмехается над ней. Вцепившись побелевшими пальцами в подсвечник, она смотрит на дверь в комнату своего мужа. Она дрожит в муслиновой ночной рубашке и шерстяной накидке, стоя босыми ногами на потертом деревянном полу.
«Ну все, хватит», – думает она и открывает дверь. Он сидит там – ее муж. Слова изменяют ей, она не знает что сказать.
Он слышит, как открылась дверь. Слышит, как легко ступает по комнате его лукавый маленький эльф, его фея. Это не сон.
Она смотрит, как он сидит на краю кровати в одном халате, видит его обнаженное горло, глубоко вздыхает и дерзко говорит:
- Так вы готовитесь к встрече с невестой – предаетесь раздумьям в темноте? Вы, сэр, слишком уж склонны к мрачным мыслям. – Закрывает дверь. Смотрит, как он сидит на кровати. Ее голос слишком похож на писк – в нем явно недостает уверенности.
Он улыбается ей.
- Моя Дженет пришла, мне больше не грустно. – Он манит ее, манит свет ее свечи к себе. – Почему моя жена так неприветлива всего через пять часов после замужества?
Она сжимает свечу и заставляет себя сказать:
- Должна сказать, мой муж, что через шесть часов после замужества я немного нервничаю. Миссис Фейрфакс говорила со мной. Раньше. Так что я знаю, чего ожидать от супружеской постели. – Она поджимает пальцы ног на холодном полу. – Это звучало довольно жутко, но она уверила меня, что все не так плохо, и я могу подумать об Англии, если пожелаю, но мне не слишком хочется думать об Англии. Так что я совсем не знаю, как себя вести. – Слова натыкаются друг на друга – скомканные, сбитые в кучу.
Он мягко похлопывает по кровати:
- Мой маленький друг, поставьте свечу. Сядьте рядом со мной и дайте покоя вашей усталой головке. Позвольте мне коснуться вашей теплой руки, чтобы я знал, что вы – не прекрасный мираж.
Она кивает, даже зная, что он ее не видит. Ставит свечу на стол. Осторожно снимает накидку. Складывает ее и кладет на стул. Потом садится рядом с ним, не зная, куда деть руки.
Через минуту его большая – единственная – рука проскальзывает в ее маленькую ладонь. Она грустно смотрит на рубцы и шрамы на некрасивом, любимом лице, вздыхает и прижимается к нему. Он целует ее в висок.
Он проводит рукой по ее волосам. Она заплела волосы, строго и опрятно. Ох, Джейн. Джейн. Джейн. Джейн. Джейн.
Она утыкается в его плечо и вздыхает. Он пахнет мылом, и сандалом, и собой. Он пахнет, как Эдвард, – ее муж, сидящий рядом с ней. Она покрывает его лицо легкими поцелуями и касается его густых, непокорных даже после стрижки волос, чтобы развеять тоску, достойную Навуходоносора.
Его рука натыкается на высокий воротник ее ночной рубашки. Он улыбается маленьким нитяным пуговицам на горловине и говорит:
- Ох, Дженет. – Кружева на ее рубашке царапаются – хлопок только что накрахмалили. Она пахнет мылом, и розовой водой, и собой. Она пахнет, как Джейн, его жена, сидящая рядом с ним. Он покрывает легкими поцелуями ее лицо, ее волшебное лицо. Целует ее упрямый лоб. Целует ее улыбчивые глаза. Целует ее нежные любящие губы.
Они пьют друг друга до дна.
Он чувствует, как бьется ее сердце у него под рукой – нежная маленькая птичка.
Она чувствует его дыхание на своем лице – теплый летний ветер.
Она касается его. Ткань халата – мягкий изношенный шелк с жесткой золотой нитью. Лацканы расходятся под ее рукой, и пальцы скользят по голой груди. У него на груди волосы. Никогда раньше она не касалась обнаженной груди мужчины – даже не видела. И вот он, и вот она – и он целует ее, и она целует его. Она касается его.
И он касается ее. Его рука скользит по кружеву ее рубашки. Под колючей накрахмаленной тканью – она. Он ласкает ее маленькие груди – нежные и округлые.
- Ох, – говорит она. Ее сердце часто бьется под его рукой. На ней нет корсета. Между ними только кружево и хлопок, и нервы.
Ее руки скользят вниз. Они с ним так непохожи. Она касается его груди: твердые мускулы, гладкий рельеф.
- М-м-м, – говорит он. Его сердце часто бьется под ее рукой. Грубые и гладкие кожа и волосы под ее пальцами. Она прижимается к его рту, и они целуются. Ее руки скользят ниже, пальцы путаются в ремне. Она распускает его, чтобы коснуться твердого живота, узкой талии. Мускулы трепещут от ее прикосновений.
- Ох, Джейн, – говорит он.
Он покрывает поцелуями ее щеку, спускаясь вниз. Он не хочет отрываться от ее рта, но ключица манит его из-под ткани рубашки. Его пальцы путаются в пуговицах. Эти маленькие стражи сопротивляются попыткам расстегнуть их. Он едва не клянет их, но тогда она станет ворчать, а он хочет… желание разрывает его разбитое сердце. Поэтому он сосредотачивается на том, чтобы оставить на ней ожерелье из поцелуев.
Она опускает руки еще ниже и касается… его. Кожа такая мягкая и горячая. Он вздрагивает в ее руке, и она невольно отстраняется, чтобы взглянуть на него. Он такой… странный.
Она говорит:
- Не могу же я все время думать о части твоей анатомии «он». Есть у него название? Миссис Фейрфакс называла его «мужским достоинством», но мне кажется, это не совсем верно. Как он называется? – Она всматривается в его лицо, в его любимые слепые глаза, и он смеется.
Он обнимает ее, прижимает ее к себе.
- Ох, Дженет, моя Дженет, всегда учитель.
Она легонько бьет по его плечу и отстраняется.
- А вы, сэр, уходите от ответа.
Он сжимает ее руку и говорит:
- Он называется… ха. Кажется, я знаю только ругательства. Грубые слова. – Он кривится от неловкости.
- Эдвард Фейрфакс Рочестер, вы краснеете, – говорит она. – После всех этих разговоров о любовницах, я не ожидала, что вы все еще на это способны. – Она улыбается ему.
Он слышит улыбку в ее голосе.
- Я тоже, моя лукавая фея. – Его пальцы скользят по ее щеке. – Вы, должно быть, заколдовали меня. – Он ведет рукой по ее груди – вверх и вниз.
- Ох, – говорит она, но отстраняет его руку и тянется вниз. Касается его, легкими касаниями пальцев пробегает по всей длине.
Он берет ее руки в свою.
- Не стоит делать так, а то мы закончим раньше, чем начали. – Он трясет головой. – Моя фея, мужчины отличаются от женщин.
- Я знаю, – говорит она. – Для начала, ничего подобного у меня нет.
- И я рад этому. – Он подносит ее руки к губам. Он целует их.
- Но все же, когда мужчина насытился женщиной, ему нужно некоторое время, чтобы прийти в себя и начать заново.
Она склоняет голову и рассматривает его в мерцающем свете свечи. Она говорит:
- И сколько времени нужно? Десять минут? Час? Несколько часов?
- Скажем, несколько часов. Восемнадцатилетнему, коим я не являюсь. Так что просто… – Он передергивает плечами. – Я не тот, что раньше. И хочу, чтобы тебе было хорошо, поэтому подожди немного.
- М-м-м, – она поджимает губы и говорит, – а сколько времени нужно женщине для того, чтобы прийти в себя? Миссис Фейрфакс об этом не упоминала.
- Ха, конечно не упоминала, моя рассудительная проказница. – Он нежно гладит ее по лицу, зарывается рукой в волосы, притягивает к себе и шепчет на ухо:
- Говорят, женщина может получать удовольствие так часто, как пожелает.
Она дрожит от его теплого дыхания.
- Х-м-м, – говорит она.
- Х-м-м, – говорит он и касается пуговицы, которую сумел расстегнуть. – В любом случае, у тебя на руках все тузы. – Он ведет рукой вниз по изгибам ее тела, к закрытому хлопком бедру – жесткая ткань, плавные изгибы. Он падает на мягкую постель – перья, чистый лен. – Я вдвое старше тебя, Дженет, и слишком стар, чтобы сидеть на краю. – Он ложится и смотрит туда, где чувствует ее. Он знает – она сидит там прямо, как в корсете, крепко сжав ноги.
Шелест, а потом она говорит:
- Да, что-то такое вы уже упоминали. – Снова шелест и сладкий звук ткани, падающей на пол. Кровать едва прогибается, когда она ложится. Она говорит:
- Вам, мой дорогой муж, следует лечь под одеяло или вы простудитесь.
- Моя дорогая жена, я бы не слишком беспокоился об этом. – Но он садится, снимает халат и ложится под одеяло. И она проскальзывает под одеяло, ложась рядом: обнаженные ноги, и грудь, и кожа: его Дженет, его колючая фея с туго стянутыми волосами. Он гладит ее косу, свернувшуюся на соседней подушке. Он говорит:
- У тебя такие красивые волосы.
- Обычные темные волосы Джейн, – говорит она и отбрасывает косу.
- Такие мягкие, – отвечает он. Его пальцы находят изгиб ее лица, ее щеки, – как моя Дженет. – И он целует ее.
И она целует его. Она гладит его спину, она касается выемок его позвонков и жесткой линии ребер. Она целует каждое из них.
Он тянет ее вверх.
Он тянет ее на себя. Она такая легкая – одеяло весит больше. Ее сердце так быстро бьется. Или, может, это его сердце. Их сердце.
Он легко касается ее груди. Ее соски твердые. Он находит и целует родинку на груди, проводит руками по изгибам ее тела, ощущает сладкий жар ее бедер. Обнаженных, открытых для его пальцев. Он касается пересечения ее ног. Его палец скользит в нее.
- Ох, – говорит она.
- М-м-м, – говорит он.
Его палец скользит глубже. Он хочет коснуться ее центра. Хочет навсегда запомнить ее тихие вздохи и всхлипы.
Он стонет, когда ее дерзкие, волшебные пальцы спускаются ниже. Он шепчет ей:
- Не торопись. Говорят, женщине может быть больно в первый раз.
- Знаю, миссис Фейрфакс говорила, – отвечает она.
Он пахнет теплом, и мылом, и домом, и она крепче обнимает его.
Он целует ее лоб, и глаза, и сладкий, сладкий рот.
- Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Она прижимает руку к его громко, громко бьющемуся сердцу. Она шепчет:
- Мне хорошо.
Она целует его шрамы и говорит:
- Я люблю тебя, родной мой.
Он говорит:
- И я люблю тебя, родная моя, – и как-то неловко обнимает.
Такая теплая, нежная, она извивается на нем. Она говорит:
- Раз уж мы решили, что hors d'оeuvres* , – она проказливо щекочет его, – довольно приятны, не пора ли переходить к основному блюду.
- Довольно приятны! – хохочет он, слушая ее ответный нервный смех. Он прячет свой страх и обнимает ее. Они перекатываются на постели. Теперь он лежит на ней. Он давит на нее, как земля. Его сердце отчаянно бьется. Или это ее сердце. Их сердце.
Он говорит:
- Тебе тяжело? – Его дыхание, теплое как солнце, касается ее уха.
- Нет, – говорит она обвивая его руками и ногами.
Он хочет обхватить бедра, но у него только одна рука; хочет взглянуть в ее милое, милое лицо, но она – тень ангела, и это больше, чем он заслуживает. Он сжимает ее в объятьях, направляет себя в нее.
Она трется об него, он скользит внутрь.
- Ох, – говорит она, и он проникает глубже.
Они правы – это больно. Неправильно. Чужой в ее теле. Она чувствует себя ошеломленной. Окруженной.
Он не двигается и дрожит.
- Ш-ш-ш… – говорит он, целуя ее, – хочешь остановиться?
- Нет, – отвечает она, чувствуя его вокруг себя, в себе. Она больше не одна. Вощеная нить соединяет их сердца, их души. Стягивает. Сшивает. Растворяет границы их тел. Она горячая, влажная, она – единственная для него, для ее мужчины, ее мужа. Она начинает двигаться под ним, медленно, неуверенно.
- Ох, – он смеется и плачет, – ох, милая Дженет. – И она принимает его в себя – тепло, спокойно, он дома.
Ей хочется двигаться быстрее, но она не знает ритма. Она шепчет:
- Эдвард, составь мое счастье, и я составлю твое.
И он любит ее, и она любит его. Они любят друг друга.
Она обнимает его ногами, и он двигается в ней. Быстро и медленно, и их ритм – биение сердец. Жестко и мягко. Божественно и грязно. Эфир и земля. Мужчина и женщина. Он кричит, и она кричит. Она вдыхает его запах, а он вдыхает ее. Это и вправду Англия, волны бесконечных холмов накатывают на нее, наполняя счастьем. Это и вправду рай, боль уходит и остается только свет его ангела.
И когда их дыхание замедляется, сердца перестают грохотать, он скатывается с нее, и она вновь ложится сверху. Кончиками пальцев она ласкает завитки на его груди.
- Значит, так занимаются любовью. – Она опускает руку туда, где покоится по-прежнему неназванный орган. – Так ты сказал несколько часов?
Он хохочет:
- Распутница! – И притягивает ее к себе.
- Я не распутница, сэр. Я горчичное зерно, – говорит она, – и у меня есть сила двигать горы. – Она обнимает его, довольная своей неуклюжей и свободной позой, нагая под одеялами. Их ноги переплетаются.
Он обнимает ее, он счастлив лежать рядом с ней, нагой под одеялами. Ее мягкое тело обвивает его.
Утром встанет солнце, - и кто-то назовет это рассветом, но его рассвет здесь, в его объятьях.
Закрыв глаза, они видят сон. И этот сон – их будущее.

*легкие закуски